– Побойся ты бога, Агния, если людей не стыдишься…
– Какая ты глупая, Аннушка, – засмеялась Агния. – Было бы за что ответ держать да бога бояться… Вон и то говорят, что я любовница твоего мужа. А кто осудил, с того и грех взыщется…
Анна Егоровна сама не знала, есть что-нибудь у Капитона с Агнией или это ей кажется. Очень уж смело держала себя Агния. С нечистой-то совестью от добрых людей бегают, а она всем в глаза смотрит. Капитон был какой-то странный, и Анна Егоровна видела только одно, что он тоже побаивается Агнии. Хорошо было уж то, что Капитон не обижал жены и с глазу на глаз обходился с ней ласково.
– Тошно мне, Аннушка, – говорил он перед отъездом в тайгу. – Только и отдыхаю на промыслах.
Капитон был рад, когда лето прошло и он мог уехать из Сосногорска в тайгу.
– Смотри, мил-сердечный друг, не забывай меня, – наказывала Агния Ефимовна на прощание.
– Ох, не забуду, Агния… Надела ты мне веревку на шею.
– Своя жена веревка-то, а чужая на утеху молодецкую… Ах, ты, удал-добрый молодец, что крылья-то опустил?
Процесс Густомесова с Мелкозеровым точно послужил примером для других. Огибенины и Рябинины, работавшие вместе, тоже перессорились и тоже начали судиться. Спорные промысла оставались без дела, а нажитые в тайге капиталы пошли на тяжбы. В то же время коренные сибиряки не дремали и по готовым следам напали на таежное дело и, с своей стороны, подняли споры против сосногорских золотопромышленников. От Иркутска до Петербурга все суды были завалены этими делами. В тайгу посылались специальные комиссии для исследования дела на месте и только сильнее запутывали кипевшую войну.
Но самым громким процессом оставался все-таки густомесовский. Лаврентий Тарасыч рвал и метал, чтобы утереть нос противнику, и расстроил свои личные дела по заводам. Сильный был человек, но все средства были в делах, и приходилось рвать живым мясом деньги из разных статей. Вообще, выходило очень скверно. Раза два Мелкозеров подсылал Егора Иваныча для переговоров с Густомесовым, но тот возвращался ни с чем.
– Приступу к нему нет, – объяснял старик. – В том роде, когда человек осатанеет…
– Ничего ты не умеешь сделать как следует, – сердился Лаврентий Тарасыч, топая ногой. – Сам поеду и все устрою…
– Кабы хуже не вышло, Лаврентий Тарасыч, потому как там эта самая змея… Все от нее.
– Ты меня учить?!
Егор Иваныч только пожал плечами. Мелкозеров, действительно, отправился сам к Густомесову и этим уже сделал шаг к примирению. Ведь сколько лет дружили, хлеб-соль водили, а тут из-за каких-то шарников подняли смуту… Мелкозеров ехал с самыми миролюбивыми намерениями, которые разбились сейчас же, как только он вошел в густомесовский дом. Его встретила Агния Ефимовна и довольно дерзко спросила:
– Вам кого нужно, Лаврентий Тарасыч?
– Как кого? – вскипел старик. – Чей дом, к тому и приехал…
– Дом мой…
Мелкозеров надел шапку, молча повернулся, плюнул и вышел. Только напрасно себя срамил. Надо было слушать Егора-то Иваныча… Агния Ефимовна торжествовала свою самую большую победу, рассказывая мужу, как она встретила гордого толстосума.
– Ловко ты его обзатылила! – восторгался Яков Трофимыч. – Плюнул, говоришь? Ха-ха… Не поглянулось. Отваливай в палевом, приходи в голубом…
– Это он раньше засылки делал через Егора Иваныча, а теперь сам расскочился…
– То-то озлился, бедный! Ловко… Все хвалился нос утереть мне, а тут самому утерли.
– Еще не то будет, дай срок…
– Верно, Агнюшка. Ничего не пожалею, чтобы извести его…
Эти успехи уже перестали радовать Агнию Ефимовну. Что она ни делала, а главное все-таки оставалось: слепой муж держал ее, как железная цепь, а Капитон принадлежал другой. Много передумала Агния Ефимовна, и так и этак раскидывая умом, а выходило одно. Ну, в лучшей случае, муж умрет – Аннушка останется. Аннушка умрет – муж останется. А когда оба они умрут, пожалуй, и не дождешься. Потом Агния Ефимовна заметила печальную вещь, именно, что за последние два года сильно состарилась. Пока сидела в неволе – все было хорошо, а теперь подкралась старость, как вор… И никуда не уйдешь, ничего не поделаешь. А тут еще, как назло, Анна Егоровна похорошела. Здоровая такая стала, белая, молодая, одним словом, кровь с молоком. Приедет Капитон из тайги и променяет чужую жену на свою.
Агния Ефимовна решилась на последнее средство. Она вызвала Капитона из тайги и заявила ему, что они вместе поедут хлопотать по делу с Лаврентием Тарасычем в Петербург.
– Этого Яков Трофимыч хочет, – объяснила она, глядя вопросительно на милого друга. – Вот поговори с ним сам…
Капитон ожидал всего, но только не этого. Он ушам своим не верил. Густомесов принял его одного, велел запереть все двери и повел серьезные речи.
– Сердился я на тебя, Капитон, а теперь надоело… Не стоит. А лучше ты сослужи мне службу, съезди с Агнюшей в Петербург. Ловкая она у меня, оборотистая, а все-таки куда одна баба повернется… Только одно тебе скажу: не очень-то она тебя любит. Так уж ты того, как-нибудь сократи свой карахтер. Не всякое лыко в строку… Да и не молода она сейчас-то, так тебе и покориться в самую пору.
Агния Ефимовна повела дело так, что муж должен был упрашивать ее ехать с Капитоном. Она для приличия поломалась и согласилась только с тем условием, если поедет вместе Аннушка. Это был второй акт комедии. Анна Егоровна отказалась от поездки наотрез, с настойчивостью, удивившей даже Агнию Ефимовну, точно это была совсем другая женщина.
– Поезжайте лучше одни, – уговаривала она мужа. – А мне что-то нездоровится, да и отец тоже все что-то припадает…